СВЯЩЕННОМУЧЕНИК
ВИКТОР ФРОЛОВ
Виктор Васильевич родился в 1913 году, в Москве. Отец, Василий Фролович, работал машинистом в типографии, мать Ксения Михайловна, растила десять детей. Жили в двухэтажном домике большой многодетной семьей. Во дворе была маленькая пекарня, в ней работали сестры Виктора Васильевича: пекли хлеб, булочки, при пекарне был магазинчик.
Виктор Васильевич получил среднее образование, сначала трудился на Велозаводе, а затем бухгалтером-расчетчиком на заводе «Радиоприбор» № 192. Виктор Васильевич очень хорошо рисовал, по воспоминаниям родных, принимал участие в реставрации калитниковской церкви.
Первый раз Виктор Васильевич был арестован 17 апреля 1932 в возрасте 19 лет на квартире архимандрита Покровского монастыря Алексия (Патрикеева Михаила Яковлевича), вместе с 15-летним Петром Красильщиковым. Тогда молодых людей задержали на несколько часов и отпустили.
Виктор Васильевич получил среднее образование, сначала трудился на Велозаводе, а затем бухгалтером-расчетчиком на заводе «Радиоприбор» № 192. Виктор Васильевич очень хорошо рисовал, по воспоминаниям родных, принимал участие в реставрации калитниковской церкви.
Первый раз Виктор Васильевич был арестован 17 апреля 1932 в возрасте 19 лет на квартире архимандрита Покровского монастыря Алексия (Патрикеева Михаила Яковлевича), вместе с 15-летним Петром Красильщиковым. Тогда молодых людей задержали на несколько часов и отпустили.
Метрическая книга с записью о рождении Петра Никотина,
сына Феодора.
сына Феодора.
Астраханская Духовная семинария 1912. Первый слева, сидит - Никотин П.Ф.
В 1900 году Петр Федорович поступил в Астраханское духовное училище, а после его окончания, в 1906 году, в Астраханскую Духовную семинарию. Закончив семинарию в 1912 году по первому разряду, то есть среди лучших, Петр.Федорович был направлен преподавателем в Капустиноярскую второклассную учительскую школу, вероятно, именно там он и встретил свою будущую супругу, учительницу Антонину Викториновну Быстролетову.
Антонина Викториновна Быстролетова была дочерью священника Астраханской епархии, Викторина Петровича Быстролетова. О.Викторин прожил короткую, всего тридцать семь лет, но яркую жизнь, имел многочисленные награды за пастырское служение. В «Царевском уездном наблюдателе» написано: «О. Викторин был примерный отец и муж, миролюбивый сослуживец и неустанный труженик на ниве Церкви Христовой по всем отраслям пастырского служения.... В отчетах миссионерского Кирилло-Мефодиевского братства говорится, что он был горячо предан миссионерскому делу и трудился ревностнее других; беседы его отличились живой находчивостью и доказательностью… много потрудился он для успокоения умов православных по случаю появления секты нововеров и, наконец, пагубно отразившейся на его здоровье, поездкой по школам в качестве уездного наблюдателя… О. Быстролетов отличался особенною терпеливостью и крепкой верой в Господа... Пред самой смертью, находясь в совершенно здравой памяти, три раза довольно внятно произнес: самое главное, самое важное — это молитва родителей за своих детей...»
В июле 1913 года Петр Федорович Никотин и Антонина Викториновна обвенчались, а в декабре Петра Федоровича рукоположили во дьякона, к церкви при Астраханской Духовной семинарии, в то время о.Петр преподавал в Образцовой школе при семинарии. В 1915 году, уже священника о. Петра Никотина направили на служение в Свято-Троицкую церковь села Быково Астраханской епархии, а также утвердили кандидатом к депутату на епархиальный съезд духовенства и церковных старост. В этом же 1915 году родился единственный сын Лев, который станет музыкантом, пойдет добровольцем на фронт, будет командовать противотанковым взводом и погибнет в 1943 году под Курском.
Антонина Викториновна Быстролетова была дочерью священника Астраханской епархии, Викторина Петровича Быстролетова. О.Викторин прожил короткую, всего тридцать семь лет, но яркую жизнь, имел многочисленные награды за пастырское служение. В «Царевском уездном наблюдателе» написано: «О. Викторин был примерный отец и муж, миролюбивый сослуживец и неустанный труженик на ниве Церкви Христовой по всем отраслям пастырского служения.... В отчетах миссионерского Кирилло-Мефодиевского братства говорится, что он был горячо предан миссионерскому делу и трудился ревностнее других; беседы его отличились живой находчивостью и доказательностью… много потрудился он для успокоения умов православных по случаю появления секты нововеров и, наконец, пагубно отразившейся на его здоровье, поездкой по школам в качестве уездного наблюдателя… О. Быстролетов отличался особенною терпеливостью и крепкой верой в Господа... Пред самой смертью, находясь в совершенно здравой памяти, три раза довольно внятно произнес: самое главное, самое важное — это молитва родителей за своих детей...»
В июле 1913 года Петр Федорович Никотин и Антонина Викториновна обвенчались, а в декабре Петра Федоровича рукоположили во дьякона, к церкви при Астраханской Духовной семинарии, в то время о.Петр преподавал в Образцовой школе при семинарии. В 1915 году, уже священника о. Петра Никотина направили на служение в Свято-Троицкую церковь села Быково Астраханской епархии, а также утвердили кандидатом к депутату на епархиальный съезд духовенства и церковных старост. В этом же 1915 году родился единственный сын Лев, который станет музыкантом, пойдет добровольцем на фронт, будет командовать противотанковым взводом и погибнет в 1943 году под Курском.
Прошение о зачислении в число студентов Казанской Академии.
В июле 1916 года о. Петр пишет прошение и поступает в Казанскую духовную академию. Начались непростые годы учебы. В 1917 году в Казани революционные беспорядки, учиться практически невозможно, пришлось уехать к семье в Быково. Приблизительно десять месяцев, до конца учебного года, о.Петр, по назначению царской земской управы, преподает в школе 2-ой ступени. Дальше работы нет. Чтобы прокормить семью о.Петр берется за любой труд: поступает в местный союз кообщественных товариществ, нанимается батраком.
Глубокой осенью 1919 года Петр Федорович возвращается в Казань, в Академию, учиться.
Сохранилось прошение 1919 г. о.Петра к ректору Духовной Академии:
«Покорнейше прошу Ваше Преосвятейшество разрешить мне держать экзамен за II-й курс. В августе месяце прошлого года явиться к экзаменам не мог, потому что с. Быково, где я проживаю, находится прифронтовой полосе и часто было объявляемо на военном и осадном положении».
Глубокой осенью 1919 года Петр Федорович возвращается в Казань, в Академию, учиться.
Сохранилось прошение 1919 г. о.Петра к ректору Духовной Академии:
«Покорнейше прошу Ваше Преосвятейшество разрешить мне держать экзамен за II-й курс. В августе месяце прошлого года явиться к экзаменам не мог, потому что с. Быково, где я проживаю, находится прифронтовой полосе и часто было объявляемо на военном и осадном положении».
С конца 1918 года до конца 1920 Петр Фдорович Никотин мобилизован в тыловое ополчение Красной армии в качестве рядового в рабочем батальоне. В конституции 1918 года записано: «Почетное право защищать революцию с оружием в руках предоставляется только трудящимся; на нетрудовые же элементы возлагается отправление иных военных обязанностей», во время Гражданской войны «лишенцы», в том числе священнослужители, направлялись, как правило, на военное и гражданское строительство.
Казанскую Духовную Академию о.Петр окончил, когда она уже существовала полулегально, в 1920 году, со степенью кандидата Богословия и защитив кандидатскую диссертацию на тему «Домашнее чтение Священного Писания у древних христиан».
После демобилизации Петр Федорович снова возвращается в Быково, но работы снова нет. В городе голод. Помог царицынский протоиерей Яков Петрович Горохов, будущий новомученик - дал рекомендацию на должность секретаря к епископу Нифонту. Параллельно с секретарской работой, о.Петр служил в кафедральном соборе, служил до июля 1921 года, когда арестовали и о. Петра и владыку. После освобождения из под ареста Петр Федорович снова возвращаетсяв Кафедральный собор и его снова арестовывают в середине лета 1922 года.
С 1920 по 1924 год о. Петр трижды подвергался арестам (в Царицыне и в Астрахани), был лишен избирательного права как служитель религиозного культа.
Казанскую Духовную Академию о.Петр окончил, когда она уже существовала полулегально, в 1920 году, со степенью кандидата Богословия и защитив кандидатскую диссертацию на тему «Домашнее чтение Священного Писания у древних христиан».
После демобилизации Петр Федорович снова возвращается в Быково, но работы снова нет. В городе голод. Помог царицынский протоиерей Яков Петрович Горохов, будущий новомученик - дал рекомендацию на должность секретаря к епископу Нифонту. Параллельно с секретарской работой, о.Петр служил в кафедральном соборе, служил до июля 1921 года, когда арестовали и о. Петра и владыку. После освобождения из под ареста Петр Федорович снова возвращаетсяв Кафедральный собор и его снова арестовывают в середине лета 1922 года.
С 1920 по 1924 год о. Петр трижды подвергался арестам (в Царицыне и в Астрахани), был лишен избирательного права как служитель религиозного культа.
Дом на улице Потешная.
В 1932 году о. Петр перешел на служение в храм Петра и Павла в Лефортово. В это время Никотины уже жили на ул. Потешная 24, но прописка на ул. Володарского сохранилась – это давало возможность давать там кров монахиням закрытых московских монастырей.
В Москве, на Потешной, о. Петр встретился со своим старым другом, будущим священномучеником, о. Павлом Ансимовым, с которым они вместе учились сначала в Астрахани - в духовном училище и семинарии, а затем в Казани - в Академии, где о. Павел был на курс старше. Сохранились замечательные воспоминание, записанные сыном о. Павла, Георгием:
«– Господи, ну наконец-то! А то отец Петр говорит, вот зайдут Ансимовы. Он обещает, а их все нет! – хлопотливо причитала Антонина Викториновна, поджарая женщина лет сорока, стройная, одетая в скромное, простенькое платье, но поверх него красовался шикарный, ручной вышивки белый фартук, с бесчисленным количеством украинских мелких деталей.
В Москве, на Потешной, о. Петр встретился со своим старым другом, будущим священномучеником, о. Павлом Ансимовым, с которым они вместе учились сначала в Астрахани - в духовном училище и семинарии, а затем в Казани - в Академии, где о. Павел был на курс старше. Сохранились замечательные воспоминание, записанные сыном о. Павла, Георгием:
«– Господи, ну наконец-то! А то отец Петр говорит, вот зайдут Ансимовы. Он обещает, а их все нет! – хлопотливо причитала Антонина Викториновна, поджарая женщина лет сорока, стройная, одетая в скромное, простенькое платье, но поверх него красовался шикарный, ручной вышивки белый фартук, с бесчисленным количеством украинских мелких деталей.
– Надюша, как ты повзрослела, стала еще прелестней! – говоря это, Антонина Викториновна еще успевала взять благословение и пальто у отца, трижды облобызаться и помочь маме раздеться, отвести ее к зеркалу, показать Надюшке, куда повесить пальто и заниматься мною. – Юрик, дорогой мой, дай я помогу тебе стянуть твои красивые ботинки, ведь в вашем возрасте все всегда становится мало, а ты мужчина, тебе положено расти и всегда страдать от того, что все вокруг уменьшается. Лева, милый, ну что же ты сидишь? Выйди, познакомься! Наш сын стесняется общества молодых юных женщин! Проходите, пожалуйста, – закончила она свое безостановочное приветствие, отдергивая тяжелую штору, служащую дверью в такую же маленькую гостиную-столовую, где уже был накрыт стол для обеда. Там стояли двое, два мужчины – отец и сын Никотины. Они оба ждали и не вошли в прихожую, из которой вышли мы, потому что все комнатки были так малы и тесны, что мы, раздеваясь, уже создавали давку, и болтовня хозяйки должна была скрасить, отвлечь от такого неудобства. Комната, куда мы попали, была тоже мала, а судя по разным стульям, окружающим стол, в ней редко устраивались такие «приемы», что был сделан для нашей семьи. Отец был в подряснике, как всегда причесан и опрятен. Отец Петр был тоже в светло-лиловом подряснике с гладко смоченными, но все же не до конца покорившимися черными, с редко попадающимися седыми струйками, волосами. Он был высок (выше отца), и крупен, особенно для той квартиры, где он обитал. Его сын, что стоял рядом, был обаятелен и симпатичен. Он старался все время повернуться к нам каким-то боком, стараясь скрыть множество веснушек, высыпавших на его уже сложившемся, красивом лице.
Семья Анисимовых
Войдя, мы все притихли, понимая, что эта встреча – встреча давних друзей, наконец-то дождавшихся так давно ожидаемого свидания. Отцы не бросились друг к другу, они даже ничего не говорили. Они подошли, сблизились, по православному обычаю соединили правые руки как для рукопожатия, поцеловали каждый руку другого, а потом, оторвав свои пятерни, крепко обнялись и долго стояли думая, вспоминая. Я видел отца Петра, закрывшего глаза, и его веки подрагивали не то в судороге, не то пытаясь сдержать скрытые, наверное, кровавые, слезы.
Так встречаются люди, у которых столько накопилось в душе и они наконец встретили того, кому можно передать все накопившееся. Так приникают к источнику в раскаленной пустыне. Не знаю, долго это длилось или коротко, но эти безмолвные объятия для меня стали дороже длинных монологов, рассказов, повестей и прочей болтовни. Так стояли и молчали эти два человека, будто чувствующие, какой каторжный путь им предстоит. Оторвались, разлепились и, будто опомнившись, повернулись оба к нам, не скрывая своего счастья и будто даже стыдясь его. И отец Петр сразу же вдруг, хорошо поставленным голосом, радушно произнес:
– Добро пожаловать, гости долгожданные! Повернувшись к Переднему углу, где уютно теплилась лампадка, и перекрестясь, запел, – «Отче наш…». Мы подхватили все. Я помню, как в детстве отец учил меня петь. И при владыке Евсевии, что был у нас в гостях, мы пели специально выученный ансамбль. Но там я скорее сдавал экзамен, тут же в этом маленьком хоре, где не было экзаменующих и экзаменующихся, а было только желание семей с одинаковой уродливой судьбой возрадоваться редкой возможности ощутить себя рядом с такими же, как ты, гонимыми, затравленными и оказавшимися тут, рядом перед иконами. Это было спето, как надо петь молитву, петь, вкладывая свою душу в каждое слово, и растягивая его по возможности, потому что молитва коротка для выражения всего, что накопилось. Даже Левка перестал отворачиваться и стоял прямо.
Стройный, сильный и мужественный.
Был пост, и можно было есть только постное. Но какое! Какое изобретательство, безудержную фантазию надо было иметь, чтобы из свеклы, картофеля и моркови сотворить изысканный, вкуснейший и необыкновенно красивый стол. А если учесть, что это был обед со всей полагающейся переменой блюд с закуской, первым блюдом, горячим, а после десертом и чаем со сладким; и если учесть, что это в голодное время и что обед этот в доме лишенцев, лишенных даже продовольственных карточек, то нужно восторгаться и ликовать каждой детали этого обеда. В отличие от домашнего обеда, где радовались молча, тут только и слышались рецепты и содержание блюд. Отцы, мама, Антонина Викториновна и Левка пили наливки, тоже самодельные, очень вкусные, но странные по названиям – Рябиновка с хреном или Морковная с перцем. Нам с Надей дали какой-то вкусной воды, которую я никогда не пробовал. От разговоров о вкусностях постепенно перешли к тому, что полезно и что вредно, а дальше… а дальше отец Петр сел на своего конька и не слезал с него уже целый вечер.
Дело в том, что отец Петр – врач-гомеопат, и для него гомеопатия всесильна, велика, универсальна. Нет ничего в мире, что бы не подчинялось этому великому чуду – гомеопатии. Вся эта химия, все сиропы, микстуры, вся «аллопатия» для отца Петра ничто. Отец как-то тоже заинтересовался гомеопатией, и вот тут-то они и еще больше соединились. На какую бы тему они ни говорили: о литургии, о колокольном звоне, о судьбе патриарха или о Казани в своей духовной Академии, воспитавшей их, все заканчивалось Нукс вомикой, Ипекакуаной и сотнями других странных названий. Но если отец только интересовался, то отец Петр этим был просто вдохновенно увлечен. Сам себя и свою семью он лечил только гомеопатией, знакомым давал гомеопатию.
Все вокруг знали, что отец Петр лечит (и вылечивает!) только гомеопатией. Если же принять во внимание, что отец Петр священник и за лечение он не берет никакой мзды, то лечение его было похоже скорее на молитву, чем на принятие лекарства. Наконец, обед приблизился к финалу, и вот тут мама рискнула показать свое искусство кулинарии. Она принесла в подарок (как же в гости без подарка!) ею же самой придуманный и испеченный торт, конечно тоже постный. Торт был сделан из свеклы и на нем лежала решетка из моркови. А все это было пропитано специальным соком, сделанным из протертых и промолотых грецких орехов. Орехи превратились в сладкую пасту, которая проникла в свеклу и морковь и получилось что-то хрустящее, душистое и очень вкусное.
И снова начались разговоры о рецептах и о том, каким талантом, трудолюбием и терпением надо обладать, чтобы просто жить. Выжить. Никто не говорил о политике, о власти, о переворотах и революциях. Для всех было недостойно опускаться до этого. Мы все, даже я, самый младший, чувствовали себя, если хотите, благороднее, обходя эту яму. Было уже поздно, когда мы, переполненные всякими вкусностями, а главное вкусившие атмосферу семьи, ее крепости, укрепившие дух свой и гордясь своими знакомыми и своей семьей, возвращались к себе, в свой дом. Свой дом, оберегаемый и крепко хранимый».
– Добро пожаловать, гости долгожданные! Повернувшись к Переднему углу, где уютно теплилась лампадка, и перекрестясь, запел, – «Отче наш…». Мы подхватили все. Я помню, как в детстве отец учил меня петь. И при владыке Евсевии, что был у нас в гостях, мы пели специально выученный ансамбль. Но там я скорее сдавал экзамен, тут же в этом маленьком хоре, где не было экзаменующих и экзаменующихся, а было только желание семей с одинаковой уродливой судьбой возрадоваться редкой возможности ощутить себя рядом с такими же, как ты, гонимыми, затравленными и оказавшимися тут, рядом перед иконами. Это было спето, как надо петь молитву, петь, вкладывая свою душу в каждое слово, и растягивая его по возможности, потому что молитва коротка для выражения всего, что накопилось. Даже Левка перестал отворачиваться и стоял прямо.
Стройный, сильный и мужественный.
Был пост, и можно было есть только постное. Но какое! Какое изобретательство, безудержную фантазию надо было иметь, чтобы из свеклы, картофеля и моркови сотворить изысканный, вкуснейший и необыкновенно красивый стол. А если учесть, что это был обед со всей полагающейся переменой блюд с закуской, первым блюдом, горячим, а после десертом и чаем со сладким; и если учесть, что это в голодное время и что обед этот в доме лишенцев, лишенных даже продовольственных карточек, то нужно восторгаться и ликовать каждой детали этого обеда. В отличие от домашнего обеда, где радовались молча, тут только и слышались рецепты и содержание блюд. Отцы, мама, Антонина Викториновна и Левка пили наливки, тоже самодельные, очень вкусные, но странные по названиям – Рябиновка с хреном или Морковная с перцем. Нам с Надей дали какой-то вкусной воды, которую я никогда не пробовал. От разговоров о вкусностях постепенно перешли к тому, что полезно и что вредно, а дальше… а дальше отец Петр сел на своего конька и не слезал с него уже целый вечер.
Дело в том, что отец Петр – врач-гомеопат, и для него гомеопатия всесильна, велика, универсальна. Нет ничего в мире, что бы не подчинялось этому великому чуду – гомеопатии. Вся эта химия, все сиропы, микстуры, вся «аллопатия» для отца Петра ничто. Отец как-то тоже заинтересовался гомеопатией, и вот тут-то они и еще больше соединились. На какую бы тему они ни говорили: о литургии, о колокольном звоне, о судьбе патриарха или о Казани в своей духовной Академии, воспитавшей их, все заканчивалось Нукс вомикой, Ипекакуаной и сотнями других странных названий. Но если отец только интересовался, то отец Петр этим был просто вдохновенно увлечен. Сам себя и свою семью он лечил только гомеопатией, знакомым давал гомеопатию.
Все вокруг знали, что отец Петр лечит (и вылечивает!) только гомеопатией. Если же принять во внимание, что отец Петр священник и за лечение он не берет никакой мзды, то лечение его было похоже скорее на молитву, чем на принятие лекарства. Наконец, обед приблизился к финалу, и вот тут мама рискнула показать свое искусство кулинарии. Она принесла в подарок (как же в гости без подарка!) ею же самой придуманный и испеченный торт, конечно тоже постный. Торт был сделан из свеклы и на нем лежала решетка из моркови. А все это было пропитано специальным соком, сделанным из протертых и промолотых грецких орехов. Орехи превратились в сладкую пасту, которая проникла в свеклу и морковь и получилось что-то хрустящее, душистое и очень вкусное.
И снова начались разговоры о рецептах и о том, каким талантом, трудолюбием и терпением надо обладать, чтобы просто жить. Выжить. Никто не говорил о политике, о власти, о переворотах и революциях. Для всех было недостойно опускаться до этого. Мы все, даже я, самый младший, чувствовали себя, если хотите, благороднее, обходя эту яму. Было уже поздно, когда мы, переполненные всякими вкусностями, а главное вкусившие атмосферу семьи, ее крепости, укрепившие дух свой и гордясь своими знакомыми и своей семьей, возвращались к себе, в свой дом. Свой дом, оберегаемый и крепко хранимый».
Лёва Никотин
Семьи долго потом встречались, да самых арестов. Дружили взрослые, дружили дети. Лев Никотин был единственным с кем отпускали в театр Надежду Ансимову. Из театра Лев и Надежда возвращались обязательно зайдя к Никотиным. о.Петр принимал балетную позицию и спрашивал, «ну, что сегодня в театре давали?» Все смеялись, пили чай, потом Лев провожал Надежду до дома.
Ванн в домах не было, семьи ходили мыться в баню на Потешной, после бани, разрумяненные и веселые шли домой, как тогда говорили, «через Никотиных». Потом снова были переводы, новые лишения, аресты. Только за 1930 год О. Павла арестовали трижды. Один арест был, как потом сказали сотрудники, «тренировочный» (конфискованное, естественно не вернули), во время другого выбили зубы.
Ванн в домах не было, семьи ходили мыться в баню на Потешной, после бани, разрумяненные и веселые шли домой, как тогда говорили, «через Никотиных». Потом снова были переводы, новые лишения, аресты. Только за 1930 год О. Павла арестовали трижды. Один арест был, как потом сказали сотрудники, «тренировочный» (конфискованное, естественно не вернули), во время другого выбили зубы.
Фото из личного дела о. Павла Анисимова.
За один 1930 год о. Павел провел в Бутырской тюрьме 104 дня. 104 дня в заключении с повторяющимися допросами, которые велись одним или двумя следователями, с многочасовыми, в ночное время, изматывающими бессмысленным однообразием вопросами, с предвзятостью, враждебностью, жестокостью. Каждый арест заканчивался освобождением из тюремного заключения за недоказанностью предъявленного обвинения. Дочь отца Павла в своих воспоминаниях записала: «Вернувшись после одного из арестов, папа заплакал и сказал: „Как я устал”. Мы были впервые свидетелями плачущего и страдающего отца».
Последний раз о.Павла арестовали 2 ноября 1937 года. Дочь Надежда вспоминала: «Отец, уходя, благословил всех нас, поцеловал внучку, которая, как всегда, мгновенно успокоилась у него на руках. Это был последний миг, когда мы видели отца». О. Павла расстреляли 21 ноября 1937 года.
Последний раз о.Павла арестовали 2 ноября 1937 года. Дочь Надежда вспоминала: «Отец, уходя, благословил всех нас, поцеловал внучку, которая, как всегда, мгновенно успокоилась у него на руках. Это был последний миг, когда мы видели отца». О. Павла расстреляли 21 ноября 1937 года.
Храм преп. Сергия Радонежского в Рогожской слободе, конец XIX века.
В конце 1935 года о. Петр Федорович Никотин перешел в храм прп. Сергия Радонежского в Рогожской слободе.
Как скажет одна из прихожанок: «С переходом Петра Никотина в церковь Сергия Радонежского, количество лиц, посещающих церковь, значительно увеличилось, особенно выросло количество почитателей с других районов города и главным образом, со стороны служащих…»
В храме о. Петра очень уважали и любили, даже в обвинительных показаниях записано: «Петр Никотин умел показать себя ревностным исполнителем всех исполняемых им церковных обрядов, благодаря чему достиг большого авторитета среди верующих», «среди почитателей в городе Москве, Никотин имеет таковых и за Москвой».
Вместе с о. Петром в храм прп. Сергия Радонежского переходят и некоторые прихожане из прежних мест его служения, монахини закрытых монастырей, в том числе Вознесенского (Кремлевского) и Ивановского (на Солянке). Воспитанница Новодевичьего монастыря Дарья Петровна Городецкая стала настоящей опорой о. Петра, она помогала в требах, обучала малограмотных детей чтению, в том числе чтению на клиросе, учила детей молиться, вела беседы с женщинами-прихожанками.
Как скажет одна из прихожанок: «С переходом Петра Никотина в церковь Сергия Радонежского, количество лиц, посещающих церковь, значительно увеличилось, особенно выросло количество почитателей с других районов города и главным образом, со стороны служащих…»
В храме о. Петра очень уважали и любили, даже в обвинительных показаниях записано: «Петр Никотин умел показать себя ревностным исполнителем всех исполняемых им церковных обрядов, благодаря чему достиг большого авторитета среди верующих», «среди почитателей в городе Москве, Никотин имеет таковых и за Москвой».
Вместе с о. Петром в храм прп. Сергия Радонежского переходят и некоторые прихожане из прежних мест его служения, монахини закрытых монастырей, в том числе Вознесенского (Кремлевского) и Ивановского (на Солянке). Воспитанница Новодевичьего монастыря Дарья Петровна Городецкая стала настоящей опорой о. Петра, она помогала в требах, обучала малограмотных детей чтению, в том числе чтению на клиросе, учила детей молиться, вела беседы с женщинами-прихожанками.
Перед каждой исповедью о. Петр говорил небольшие общие проповеди, часто обращаясь к жизни прп. Ефрема Сирина. После каждой службы вокруг о. Петра собиралась молодежь, с которой он подолгу беседовал. Часто посещал о. Петр верующих и вне храма, связывался с ними, оказывал духовное окормление.
Особую надежду в это сложное время о. Петр возлагал на воспитание в вере детей. Из показаний свидетелей:
«Никотин летом 1937 года в проповедях к верующим призывал их к тому, чтобы они вели своих детей в церковь и учили их молиться. После этого заметно увеличилось количество посещающих церковь детей. Перед началом учебного года Никотин проводил богослужение для детей, исповедовал и приобщал детей-учеников».
Обращаясь к матерям, о. Петр говорил: «Научайте детей молитве, приводите чаще в церковь. Школа портит детей, а мать ответственна за этот грех». Чтобы помочь женщинам воспитывать детей в вере, о. Петр регулярно раздавал им церковную литературу.
Уже при жизни многие считали о. Петра святым. В материалах следственного дела записано: «Никотин в группе верующих пользуется любовью как святой, что он и поддерживает своими действиями. В декабре месяце 1936 г. он показал чудо – изгнал беса».
Когда следователь потребовал объяснить, О. Петр об этом случае рассказал просто: «На одной из церковных служб, перед причастием, начала кричать женщина, которую я совершенно не знаю. Причем начала кричать так, что другой священник и дьякон оробели и не знали, что делать. Тогда я подошел к этой женщине и наложил на нее епитрахиль, произнес молитву и она перестала кричать».
Один из священников храма свидетельствовал: «Даже после ареста значительная группа посещающих церковь все время интересуется вопросом, где находится их святой отец Петр».
О. Петра Никотина арестовали 20 августа 1937 года вместе с другими прихожанами храма.
Особую надежду в это сложное время о. Петр возлагал на воспитание в вере детей. Из показаний свидетелей:
«Никотин летом 1937 года в проповедях к верующим призывал их к тому, чтобы они вели своих детей в церковь и учили их молиться. После этого заметно увеличилось количество посещающих церковь детей. Перед началом учебного года Никотин проводил богослужение для детей, исповедовал и приобщал детей-учеников».
Обращаясь к матерям, о. Петр говорил: «Научайте детей молитве, приводите чаще в церковь. Школа портит детей, а мать ответственна за этот грех». Чтобы помочь женщинам воспитывать детей в вере, о. Петр регулярно раздавал им церковную литературу.
Уже при жизни многие считали о. Петра святым. В материалах следственного дела записано: «Никотин в группе верующих пользуется любовью как святой, что он и поддерживает своими действиями. В декабре месяце 1936 г. он показал чудо – изгнал беса».
Когда следователь потребовал объяснить, О. Петр об этом случае рассказал просто: «На одной из церковных служб, перед причастием, начала кричать женщина, которую я совершенно не знаю. Причем начала кричать так, что другой священник и дьякон оробели и не знали, что делать. Тогда я подошел к этой женщине и наложил на нее епитрахиль, произнес молитву и она перестала кричать».
Один из священников храма свидетельствовал: «Даже после ареста значительная группа посещающих церковь все время интересуется вопросом, где находится их святой отец Петр».
О. Петра Никотина арестовали 20 августа 1937 года вместе с другими прихожанами храма.
На вопросы следователя о. Петр отвечал прямо, в соответствии со своими словами: «Мои взгляды вытекают из моих твердых религиозных убеждений, которым я служил все время и намерен придерживаться их всегда».
Из материалов допроса:
Вопрос: Когда Вы отказали в причастии одной гражданке из-за того, что она не знала, кто такой Христос и знала кто Ленин?
Ответ: Случай с гражданкой, которой я отказал в причастии был, не помню в какой пост. Я ее спросил, кто Христос, она ответила: я не знаю, тогда я спросил, а кто Ленин, она ответила – вождь пролетариата. Меня это оскорбило, и я ей отказал в причастии.
Вопрос: Был ли случай, когда Вы, держа в руках газету «Правда», присутствующим сказали, что газета «Правда» стоит 10 коп. потому, что в ней правды только на 10 коп., а остальное не правда».
Ответ: Да, такой случай был. Я это сказал в беседе с присутствующими.
Вопрос: Как Вами освещался вопрос о советских газетах?
Ответ: Я среди присутствующих говорил, что советские газеты много пишут о голоде и безработице за границей, но скрывают о голоде в СССР. В подтверждении этого я присутствующим рассказал пример с одним из голодающих.
Вопрос: Как освещался Вами вопрос о новой конституции в СССР?
Ответ: По вопросу конституции я среди окружающих подвергал враждебной критике пункт о свободном отправлении религиозных убеждений. Я говорил, что свобода, о которой сказано в конституции, осталась на бумаге. На самом деле в СССР происходит по-прежнему притеснение вероисповедания…
Вопрос: Вы говорили о том, что советская власть умышленно сокращает процент «неверующих» в процессе проведения переписи среди населения, дайте показания по существу.
Ответ: Да, я это говорил и обращался к настоятелю церкви Филонову о том, чтобы он выяснил вопрос перед епископатом, как поступить с теми, кто скрыл свою принадлежность к верующим. Епископ дал ответ: относительно согрешающих остается одно средство – покаяние.
Вопрос: Скажите, соответствуют ли Ваши мировоззрения советским?
Ответ: Мои мировоззрения не соответствуют советским, так как я нахожу положительным в советской власти только то, что сов. власть проводит громадную работу. Остальное же, т.е. всю систему сов. власти, я признаю неправильной. И дело не в том, что у меня не сходятся убеждения с сов. системой на религиозных убеждениях, а дело в том, что страной у нас должна управлять другая система, не советская.
Вопрос: Следствие располагает данными о том, что вы на протяжении продолжительного времени среди населения ведете контрреволюционную и антисоветскую агитацию. Подтверждаете ли это?
Ответ: Я это категорически отрицаю.
Из материалов допроса:
Вопрос: Когда Вы отказали в причастии одной гражданке из-за того, что она не знала, кто такой Христос и знала кто Ленин?
Ответ: Случай с гражданкой, которой я отказал в причастии был, не помню в какой пост. Я ее спросил, кто Христос, она ответила: я не знаю, тогда я спросил, а кто Ленин, она ответила – вождь пролетариата. Меня это оскорбило, и я ей отказал в причастии.
Вопрос: Был ли случай, когда Вы, держа в руках газету «Правда», присутствующим сказали, что газета «Правда» стоит 10 коп. потому, что в ней правды только на 10 коп., а остальное не правда».
Ответ: Да, такой случай был. Я это сказал в беседе с присутствующими.
Вопрос: Как Вами освещался вопрос о советских газетах?
Ответ: Я среди присутствующих говорил, что советские газеты много пишут о голоде и безработице за границей, но скрывают о голоде в СССР. В подтверждении этого я присутствующим рассказал пример с одним из голодающих.
Вопрос: Как освещался Вами вопрос о новой конституции в СССР?
Ответ: По вопросу конституции я среди окружающих подвергал враждебной критике пункт о свободном отправлении религиозных убеждений. Я говорил, что свобода, о которой сказано в конституции, осталась на бумаге. На самом деле в СССР происходит по-прежнему притеснение вероисповедания…
Вопрос: Вы говорили о том, что советская власть умышленно сокращает процент «неверующих» в процессе проведения переписи среди населения, дайте показания по существу.
Ответ: Да, я это говорил и обращался к настоятелю церкви Филонову о том, чтобы он выяснил вопрос перед епископатом, как поступить с теми, кто скрыл свою принадлежность к верующим. Епископ дал ответ: относительно согрешающих остается одно средство – покаяние.
Вопрос: Скажите, соответствуют ли Ваши мировоззрения советским?
Ответ: Мои мировоззрения не соответствуют советским, так как я нахожу положительным в советской власти только то, что сов. власть проводит громадную работу. Остальное же, т.е. всю систему сов. власти, я признаю неправильной. И дело не в том, что у меня не сходятся убеждения с сов. системой на религиозных убеждениях, а дело в том, что страной у нас должна управлять другая система, не советская.
Вопрос: Следствие располагает данными о том, что вы на протяжении продолжительного времени среди населения ведете контрреволюционную и антисоветскую агитацию. Подтверждаете ли это?
Ответ: Я это категорически отрицаю.
10 октября 1937 тройкой НКВД священник Петр Федорович Никотин был признан виновным в создании контрреволюционной группы церковников и приговорен по ч. 1 ст. 58 к расстрелу.
21 октября 1937 приговор был приведен в исполнение. О. Петр Никотин расстрелян на Бутовском полигоне под Москвой и похоронен в безвестной общей могиле.
Жене о.Петра официально сообщили, что приговор 10 лет исправительных лагерей, без права переписки. О расстреле Антонина Викториновна не знала, писала запросы, обивала пороги и ждала.
4 декабря 1957 года Петр Федорович Никотин реабилитирован за отсутствием состава преступления.
Антонина Викториновна работала в поликлинике, в регистратуре, до конца жизни ходила в черной одежде, оплакивая потерю мужа и гибель сына. Удочерила девочку-сироту, которую звали Вероника Листопад. Повзрослев, Вероника вышла замуж, взяла фамилию мужа (Радченко) и в самом конце 50-х уехала в Киев, взяв с собой и названную мать.
Жене о.Петра официально сообщили, что приговор 10 лет исправительных лагерей, без права переписки. О расстреле Антонина Викториновна не знала, писала запросы, обивала пороги и ждала.
4 декабря 1957 года Петр Федорович Никотин реабилитирован за отсутствием состава преступления.
Антонина Викториновна работала в поликлинике, в регистратуре, до конца жизни ходила в черной одежде, оплакивая потерю мужа и гибель сына. Удочерила девочку-сироту, которую звали Вероника Листопад. Повзрослев, Вероника вышла замуж, взяла фамилию мужа (Радченко) и в самом конце 50-х уехала в Киев, взяв с собой и названную мать.
7 октября 2002 года постановлением Священного Синода о. Петр Никотин причислен к лику святых новомучеников и исповедников российских для общецерковного почитания.
